Время одуванчиков (повесть и рассказы)

В эту книгу вошли рассказы:

"Время одуванчиков"

Глава I.

Заставка

В пятницу вечером, накануне собственного «двухпятёрочного» юбилея, Алексей Николаевич Пронин нехило застрял в лифте!

Одно время, в порядке «укрепления сердечной мышцы», врачи настоятельно рекомендовали Пронину пешее хождение - хотя бы подъём и спуск по лестнице! Седьмой этаж, не слишком тяжело, но и не очень уж легковесно - в самый раз для тренировки. Под впечатлением страшных медицинских прогнозов Алексей Николаич целый месяц добросовестно проходил пешком - правда, безо всяких положительных изменений в той самой мышце: как и раньше, донимала одышка и мучил скверный клокочущий кашель курильщика. Не обнаружив сверхъестественных результатов от своего хождения - с радостью махнул рукой на «пешее хождение», и вместе с другими жильцами охотно пользовался лифтом - законно оплаченным удобством цивилизации.

За что и ругал себя ругательски в тот злополучный вечер!

В этом году март выдался холодным, капризным. Солнечное тепло сменялось пакостной снежной позёмкой, довольно рано сгущались сумерки - и Пронин, проездив весь день, по магазинам в поисках деликатесов из жениного списка, вперся с огромным пакетом в лифт с гордым сознанием выполненного супружеского долга, уже предвкушая радостные хлопоты жены Алёны вокруг себя, тёплые и мягкие домашние тапочки, заслуженный диван, ужин - и любимые «Дорожные войны» по телевизору. Облом оказался таким неожиданным, что первое время Алексей Николаич даже не мог «войти в тему» - осмыслить своё малоприятное местонахождение и продумать в этой связи оптимальные меры! Осознав же, что вечер пятницы - не самое оживлённое время в работе слесарей ЖЭУ, а единственная дежурная ремонтная бригада в такое предательское время всегда нарасхват, - Пронин принялся отчаянно жать на пульте кнопку «Вызов диспетчера». Несколько судорожных попыток - и Пронин убедился, что спасительная кнопка вряд ли сработает. Ибо залипла капитально, вдобавок была с оплавленными тёмными краями и запахом гари, видимо, стараниями наглых домовых тинэйджеров, - чтоб им! Почесав репу, Пронин взялся звонить жене, в надежде, что энергичная и деловитая «Аленища» уж точно сумеет «достать» - и диспетчера, и самих ремонтников. «Аленищей» Пронин обычно называл жену в минуты нередких, иногда довольно острых, размолвок. Назвал её так, про себя, и сейчас - и, как оказалось, не ошибся.

Вместо того, чтоб войти в положение усталого, голодного, навьюченного покупками мужа, Аленища «включила пилу» - дескать, ничего поручить нельзя, руки-крюки и тридцать три несчастья - это о нём. Опять же, в списке продуктов оказались - нежнейшая севрюжина и свежий, немороженный цыплёнок, добытый в «Азбуке вкуса». И, разумеется, Аленища блажила о том, что продукты особые, скоропортящиеся, что там ещё творог и сливки, и что «если, не дай Бог, он их протухнет», - домой пусть не является совсем!

На этом месте Алексей Николаич раздраженно отключил мобильник, решив для себя, что информация Аленищей получена, а если не хочет, чтоб испортились продукты, - флаг ей в руки, пусть быстрей приводит работяг-спасителей! После чего покомпактнее разложил покупки и довольно уютно устроился в углу кабины на паре опустошённых пакетов. Для мудрости и успокоения духа он даже позволил себе распечатать дорогой «Мартини» и сделать два внушительных «булька» вдали от бдительных глаз скандальной супруги.

Когда же в кровь проникло благословенное тепло, а в кармане нашлись остатки вчерашней газеты, - Пронин и вовсе задумался, а нужно ли упорно вызывать диспетчера, если все возможные нагоняи ждут его дома, а здесь он - сам себе хозяин и калиф пусть и на час!

С этой приятной мыслишкой он ещё «булькнул» «Мартини» - и, как пишут в плохих романах, «жизнь пронеслась перед его мысленным взором в каких-то несколько минут»! Жизнь Пронина, и правда, после третьего «булька» пыталась хоть и не проноситься, но неуклюже ползти в его расслабленной памяти. Так неуклюже, что Пронин и вовсе мог впасть в успокоительный сон и пропустить визит ремслужбы...

Но, по счастью, такого не случилось. Наоборот. Конец заметки в зашарпанной несвежей газете вонзился в память, как скальпель под местной анестезией. Раз - и прямо в мозги; и благостной отрешенности - как не бывало! Ошарашенный Алексей Николаич расправил заметку на колене и тревожно перечитал ее с начала до конца.

«Конец же красивой и трогательной истории супружеской любви четы Капитоновых оказался таким печальным, что назвать его комическим не поворачивается язык. Чуть-чуть недотянув до серебряного юбилея, на пятьдесят пятом году жизни Пётр Капитонович Капитонов, главный инженер завода металлоизделий, скончался от инсульта прямо накануне праздничного застолья. И всё-таки честь и хвала этой верной семье, доказавшей примером родство и единение любящих душ!»

Что-то зажгло у Пронина в глазах, и едкие слезинки брызнули на мятый газетный листок. Никакого Петра Капитонова он не знал, и вообще считал наличие верных и дружных семей ни чем иным, как газетной уткой. Но мысль вонзилась в его расслабленные алкоголем мозги весьма конкретная и очень даже малоприятная. Знаете, как бывает в детстве - обидишься за что-то на родителей, и представляешь самого себя в гробу и безутешных отца и мать у раскрытой могилы...

Вот и Лёха Пронин – после доброй порции «Мартини» он и стал Лехой - подумал - а что бы случилось, если б он, назло едучей супруге Аленище, так и ухнул в шахту лифта - и «с концами», как говорит его начальник. Размышления о «неутешном горе» семьи пошли, однако, настолько вкривь и вкось, что Пронин даже слегка протрезвел.

Ясно вспомнилась последняя служебная летучка. Обычно по понедельникам, после «раздачи» конкретных рабочих заданий, шеф практиковал уединяться с Алексеем Николаичем как с самым первым (и самым умным!) замом, обсуждая вопросы, вроде бы не тайные, а вроде бы - и не для всех: кого можно отметить, кто, наоборот, плохо проходит приемный испытательный срок; какие вакансии можно и сократить, а кому, наоборот, полезно оклад и прибавить. Все в коллективе об этих междусобойчиках знали и, соответственно, Алексея Николаича уважали и слегка побаивались - от его рекомендации многое зависело!

Поэтому в тот понедельник руководители отделов с жаром льстиво намекали Пронину о предстоящем грандиозном корпоративе по случаю его юбилея и хвалили его «профессионализм и огромный опыт». Среди них он не сразу заметил присевшего по другую сторону от шефа - нестарого, лет около сорока, незнакомого вертлявого мужичонку, который все совещание молча и суетливо записывал что-то в блокнот. Коллективу шеф его не представил; но, оставшись с Алексеем Николаевичем - теперь уже втроем - назвал фамилию, имя, отчество новичка и смущенно добавил, что, «учитывая возросший объём работы» и «с целью приобретения ценнейшего профессионального опыта старых кадров» - так и сказал - «старых кадров» - новичок назначается Пронину в помощники.

Алексей Николаич смолчал, неприятно поежился - но удивляться, собственно, было нечему. Довольно давно стало заметно, что шеф то и дело кого-то к нему «подключал», кому-то «на время» поручал надзор и контроль, бывшие единоличной прерогативой первого зама.

А теперь вот - помощник. Как это - «зам. зама»? Как раз в лифте и ударило по мозгам горькое ощущение грубой и фальшивой лести подчинённых - тогда, перед летучкой. Как выяснилось, все уже знали о новом «помощнике». Знали и то, что Пронин, со всем его «высоким профессионализмом», «бесценным опытом» и званиями, выходит в тираж - точно так же, как не имеющий никаких званий, но бессменно проработавший до пенсии ночной сторож дядя Коля. Вместо дяди Коли пришли сотрудники охранной фирмы. А вместо... Но тут Лёха Пронин решительно встряхнулся. Куда там «вместо» - ему ещё до пенсии пахать и пахать! Сердчишко вроде успокоилось, но осадок остался.

Пронин хлебнул ещё и постарался дать место более приятным мыслям. Ну, хотя бы о пресловутой, дружной и счастливой, супружеской жизни.

Далее, покупайте книгу "Время одуванчиков" Литавриной О. и узнаете продолжение и финал этой истории.

"Запой"

Глава 1. Юбилей.

         Весь этот день запомнился Томилину точно местами, урывками. И это при том, что две недели перед ним, наоборот, остались в памяти чуть ли не в мельчайших подробностях: весь срок у него на даче тесная компания его друзей отмечала юбилей хозяина – 50 лет – пришедшийся на 25 декабря и плавно перетекший в нескончаемое празднование Нового года.

         К юбилею Томилин с женой готовились загодя, долго думали, где лучше отметить, и жена, против ожидания, согласилась, невзирая на зиму, гулять прямо здесь, на даче.

         Дача у Томилиных строилась потихоньку, почти десять лет, и хотя в доме  к юбилею еще не настелили полы и не обиходили бетонные потолки, сам Томилин считал, что посидеть прекрасно можно и в деревянной бане, а зимние шашлыки – приятная экзотика.  И в конце концов жена – Инна – смирилась, решив, что хозяин  - барин.

         Поэтому же и в числе приглашенных оказались, в основном, друзья Томилина по рыбалке и охоте, а Инниных подруг с их «безумной трескотней» муж Сергей отмел всем скопом.

         А в мужской среде стало трудновато самой Инне, к тому же непьющей, и вечером, в воскресенье, вздохнув с облегчением, Инна отговорилась выходом на работу и оставила разудалую компанию на произвол судьбы.

         А тут еще, по «закону подлости», подвернулась на Новый год уникальная оздоровительная путевка у Инны Томилиной на работе, от которой просто не хватило сил отказаться. И 29 утром Сергей Томилин, проводив супругу в аэропорт, все еще обиженный за «смазанный» юбилей и одинокий  приход Нового года, уже созванивался с друзьями, намечая дальнейший график перманентного праздника…

         Ах, недаром Инне твердила мать, не слишком жаловавшая зятя, что Серега в душе и в пятьдесят остался мальчишкой и нуждается в постоянном присмотре!

         Серега, конечно, думал иначе. Денег жена оставила достаточно, еды и спиртного было наготовлено на все новогодние каникулы, и вся компания, радуясь отсутствию строгого женского глаза, решила оторваться по-настоящему. А оторваться русские мужики, даже самые успешные и солидные, фээсбешники, бизнесмены и, конечно, егеря – умеют!

         Томилин запомнил, как две ночи – на тридцатое и тридцать первое – дружно ходили «в засидку» на прикормленное кабанье место. Помнил, как тридцать первого разъезжались по семьям и вновь съезжались довольные поддатые охотники – Колян из «конторы», бизнесмен Игоряня Сабуров и егерь Лексеич, как разделывали тушку и наливали за охотничью удачу. Помнил, как по безлюдному снежному полю бешено гоняли на снегокате, пока не стемнело. Как пили и пили – за старый, а потом за Новый год. А главное  -непроходящее, с самого дня рождения, ощущение непроходящего праздника жизни – когда сам себе кажешься молодым и легким, хочется смеяться и дурачиться, и все доставляет радость – и ощущение на языке больших пушистых снежинок, и запредельная езда, и темные ели по сторонам дачного поселка…

         А потом пришло то, что с возрастом все чаще омрачало дружеские застолья: где-то после первого числа перманентный праздник закончился, хотя спиртного оставалось навалом.

         Первого друзья проснулись  в гостях у Лексеича с «сушилкой» во рту, опухшими головами и старческой слабостью во всем теле. Жена Лексеича Галка рассол приготовила загодя; но после недельной пьянки его оказалось явно недостаточно. Руки тряслись, жажды ничто не утоляло, и даже милосердно поднесенные Галкой рюмочки спасли положение ненадолго. В полдень съехались недовольные жены, друзей разобрали, и Томилин, обидевшись спьяну, пешком отправился домой.

         Выпитого стакана хватило ровнехонько на дорогу  до дома. Дома же, сильно огорчившись по поводу холостяцкого одиночества, Томилин налил себе еще – и сорвался… Дальше запомнились только серые ночидни пьяного забытья и редкие часы трезвой бессонницы, когда он не знал уже, где и что с ним, и пытался устоять перед заныканной в уголке буфета очередной, несчитанной бутылкой…

         А потом бутылки закончились, а с ними закончилась жизнь.

Далее, покупайте книгу "Время одуванчиков" Литавриной О. и узнаете продолжение и финал этой истории.

"Овод"

 Глава I.

            Он был – Овод. И не прозвищу, а по земной сути своей. Он родился жарким летним днем из яйца, отложенного где-то заботливой матерью и где-то же укрытого ею от многочисленных и свирепых врагов, человеков и зверей, наполняющих мир. И все-таки, выйдя на свет, Овод  изумился – и ласковому теплу солнышка, и медовым приманчивым запахам цветов и разнотравья. А больше всего – той упругой и мощной стихии, называемой воздухом, которая сразу подняла его вверх на прозрачных сильный крыльях и повлекла вперед – туда, к свету, к летнему теплу и дреме, к тем немногим благословенным дням, которым сужено было стать – жизнью.

            Овод и не противился. Наоборот, с удовольствием ощущал в себе растущую силу крыльев, свою гибкость, легкость, свое стремление к цели – он еще толком не знал, к какой – все его существо настроилось на эту воздушную, легкую же, подарившую ему жизнь. И, повинуясь сильнейшему из всех инстинктов, - на продолжение себя в потомстве.

            Конечно, в борьбе за благосклонность самки пришлось ему немало сражаться с такими же оводами. Пришлось сражаться и с более сильным противником, ежесекундно защищая собственную хрупкую жизнь. Самыми сильными и опасными были лошади – и люди. Правда, и кровь их, как оказалось, - самый сладкий нектар на свете – и была той дорого достающейся целью, к которой все оводы стремились, точно к желанному эликсиру жизни.

Тот, кто раз вкусил этого эликсира, подсаживался на него, как наркоман на иглу. Только кровь, кормящих молоком, содержала тот адреналин, тот сладостный привкус, тот заряд силы, что мгновенно делал любого самца – королем насекомого царства! Правда – ненадолго. Ровно как и наркомана – до следующей дозы. И оводу, как и его братьям, приходилось оттачивать свое искусство, умение увертываться от тяжелых рук и хлестких хвостов, уменье мгновенно прокусить кожу тонким хоботком, впитать в себя  благодатную жидкость – и улететь прежде, чем толстокожее млекопитающее соберется огреть тебя со всей силы.

Сначала он пристрастился кормиться около пруда – туда в самые жаркие дни приходили пить молодые лошади.

Опасностей, правда, у пруда нашлось еще больше, чем на полянах. Скользкий обрывистый берег, где легко вязли тонике лапки, как в зыбучем песке – или болоте. Мальчишки, зачастую приезжающие на спинах лошадей – их мокрые рубахи и погибельные шлепки ладоней.

А главное – вода. Единственный в мире противник, способный отнять силу у его непобедимых, грозных, спасительных крыльев.

Стоило неосторожно коснуться воды, или попасть под самые густые брызги – крылья могли намокнуть так, что благо, если рядом была спасительная земля – даже спасительное деревце. И только неизъяснимая сладость молодого сока лошадиной крови гнала к пруду – и его, и сотни его братьев – таких же хитрых, увертливых, и таких же смертельно отважных.

Правда, осенью жара спала. Коней перестали приводить на пруд для полдневного водопоя. Исчез из вида оводов благословенный эликсир – и лишились смысла все опасности, с ним связанные. А лето тянулось дальше, скучное, однообразное, без риска и без ощущения ликующей мужской силы – словом, всего того, что предает ей главный смысл.

И вдруг Оводу повезло. Облетая по самому дальнему радиусу в поисках утерянного рая, он наткнулся на точно такой же, как думал, пруд – только теперь это m,был отгороженный открытый бассейн в детском пансионате, недалеко от его деревни. Целыми днями у пруда толклись дети. Оводов тоже хватало – но все-таки не было такой эскадрильи, как на лошадином водопое. А вот сока, благодатного сока жизни, было в детских нежных сосудах гораздо более, чем нужно. И единственным пришельцем издалека, поднаторевшим в борьбе с самыми матерыми из людей и звериной породы – не то, что здешние, никогда не видевшие ни лошадей, ни свирепых деревенских мальчишек – был он сам. Овод. Уже вполне готовый для славы лягушки-путешественницы.

Но и на старуху бывает проруха. Однажды днем, разомлев от порции детского нежного эликсира, овод не успел увернуться – и шмякнулся вместе с добычей прямо в воду.

Огромные волны оглушили его. Промокли не только крылья – промок он весь, и, еще держась на поверхности воды, ясно понял – еще одна волна окончательно сметет его на дно!

И тут в его крошечной головенке, которую-то и головой назвать по людским меркам никак нельзя было – вспыхнуло воспоминание – он вспомнил, как в лошадином пруду не спеша шагал по воде на тонких лапках невозмутимый большой жук-плавунец.

Сначала мокрые лапки не слушались. Как инвалид, тянущий непривычные протезы, он неловко дергал ими – одной и другой – без всякой надежды на успех. А все-таки не бывает упорства без всякой надежды! Овод и сам не заметил, как явственно продвинулся, наконец, вперед по воде аки  по суху – где только он это подцепил! Никто не замечал его, жалкого, мокрого. В него попадали брызги, из последних сил приходилось увертываться от большой волны – но к вечеру он добрался-таки до бортика детской горки, опускающейся в пруд. Он был спасен.

Далее, покупайте книгу "Время одуванчиков" Литавриной О. и узнаете продолжение и финал этой истории.

"Башня благодати"

Глава I. Голубки

С похорон жены Витька Комаров вернулся уже подшофе. Собственно говоря, задолго до наступления печального дня похорон, все хлопоты взяла на себя женская часть его теперь уже бывшего семейства – сестра и мать жены плюс его матушка, Марья Васильевна, как помощник. А, значит, и всю предыдущую неделю Витьке удалось не мешаться в дела с больницей, справкой о смерти, похоронной компанией и даже непосредственно с устройством поминок. Самое большее, что пришлось ему совершить – ставить подписи у нотариуса на официальных документах – запросах в инстанции и Договоре на оказание ритуальных услуг. Даже наследство делить не пришлось – впереди оставались ещё шесть месяцев, да и у родных жены особых материальных претензий не имелось. И всю неделю, с того самого звонка из больницы, Витька провел в некоем полусне – на алкоголе вперемешку с успокоительными таблетками. Ещё бы – женщины единогласно решили, что именно он во всем происшедшем – самая пострадавшая сторона. Недаром обе матери – и теща, и свекровь – с гордостью похваливали дружную семейную жизнь супругов Комаровых. В выходные ли, в отпуск – всегда вместе; а уж добытчики оба – дай Бог всякому! Это притом, что первый брачный опыт – с обеих сторон – оказался хуже некуда! Зато во втором, нынешнем браке… Въехали втроем, с дочкой жены от «бывшего», в две комнаты в коммуналке. А сейчас – выкупили всю квартиру; дочка подсуетилась перебраться в однушку, после прабабки, так что шиковали Комаровы вдвоем в больших трехкомнатных хоромах, отделанных – ничего не скажешь! – просто как на Рублевке! Правда, влетело это все в копеечку, кредитов поднабрали, мотались сверхурочно – он, кроме основного своего оздоровительного центра, ездил массажистом по клиентам, а она параллельно со школой занималась репетиторством по выходным. Зато ссориться не успевали, да и некогда было: дома – тишь, гладь и Божья благодать, жили – как сыр в масле, катались! А тут вдруг – такое…

Правда, «громом среди ясного неба» случившееся в семье Комаровых не считали даже ближайшие родственники . Года три назад, после смерти прабабки – как сейчас вспоминала добрейшая Марья Васильевна – начались между «молодыми» какие-то трения. Даже ещё раньше – прабабка жениной дочки, Кристины, бабка жены, старорежимная старушенция «из бывших», с татарскими «кровями» - Ленора Умеровна – иногда переселялась к Комаровым, если не хватало средств на кредиты и подвертывался вариант выгодной сдачи ее квартиры – но соединяться окончательно никто и в мыслях не держал. До тех пор, пока «баба Лена» совсем не сдала, почти потеряла зрение, а, главное, - подвинулась умом. Тут уж супруге Комарова Нюрке – Анне Викторовне – деваться стало некуда. Правда, она особо и не расстроилась: тем самым Комаровы буквально убивали двух зайцев – получали доступ к бабкиной – не самой маленькой – пенсии плюс возможность постоянной сдачи квартиры с перспективой оформления в собственность. Так что поначалу Комаровы встретили старушку радушно. В то время они ещё жили в своей трешке вчетвером – скорее, правда, формально. На площади зарегистрировали к ним впридачу дочку Анны Викторовны от первого брака – Кристю – и внучку Машку. Конечно, фактически Кристя обитала больше у своего гражданского мужа, будущего Машкиного «отца». Но если уж наезжала к родителям – в доме делалось тесно. Да и Ленора Умеровна, «Божий одуванчик», менялась прямо на глазах. Поначалу женина бабка не казалась Комарову обузой – наоборот, глядишь, и ужин к их приходу лишний раз разогреет, да и с праправнучкой, Машкой, при случае посидит. Хотели, как лучше, - а вышло… Нюрке постепенно пришлось: а) кухню от бабки закрывать на замок – могла открыть газ – и запамятовать; б) совмещенный санузел сверху донизу застилась газетами – старушка забывала и воду спустить, и лишний раз подтереться. Ну, а если уж и вовсе до туалета не доходила – тут хоть караул кричи! Не будешь же от нее все комнаты запирать, тем более, коридор. А он один обит ценнейшими панелями из натурального дерева, уникального кремового тона, на которых, пардон, случайные фекалии оставляли безобразные бурые пятна! В конце концов, Нюрке пришлось-таки взять отпуск без содержания и сесть дома, при бабке. Даже от репетиторства пришлось отказаться – за Ленорой Умеровной, все больше впадавшей в маразм, приходилось буквально ходить по пятам. Но все бы это еще и ничего – в конце концов, «квартирные» доходы, пусть не с лихвой, но убытки перекрывали. Главное – не стало напрочь прежнего мира в семействе! Нюрка ругалась с бабкой неистово, до хрипоты, так что даже Виктору самому, когда бывал дома, приходилось вступаться – дескать, человек и так «без угла», чего с нее требовать?

И именно с этих семейных ссор – как вспоминал сегодня, ещё по дороге на кладбище, Витька Комаров – и началось, - незаметно, невидимо, - самое страшное…

Далее, покупайте книгу "Время одуванчиков" Литавриной О. и узнаете продолжение и финал этой истории.

"Гербожизнь"

         Напрасно весь этот день Элла Щукина прождала звонка от топ-менеджера. Сидела у телефона как пришитая (мобильному  тайно не доверяла), выбираясь ненадолго из дому, умоляла подежурить у телефона соседку Гальку – записывать содержание звонков. Собственный «позитивный» настрой и неохотные услуги Гальки окончились одинаково полным провалом: никаких сообщений не было и в помине. А это, в свою очередь, означало, что долгожданный суперсеминар по зарубежному  обмену опытом на этот раз – впервые! – состоится в ее отсутствие.

         К концу дня неотрывного сидения в кресле Щукина почувствовала себя так, как будто целый день мешки с картошкой ворочала. Подскочило давление, в глазах замелькали знакомые  прозрачные червячки и привычно заломило затылок.

         Боясь, что не успеет до утра, Элла приняла снотворное, и испытанный ремерон на долгие часы  приглушил тревогу и дал отдых нервам. Но около шести утра Щукина вновь подскочила, как ужаленная – и долгий новый день в ожидании звонка потянулся своим немилосердным ходом.

         Правда, на этот раз, всерьез опасаясь уже пережитого однажды гипертонического криза, Эллочка-людоедка, как шутливо стали называть ее подруги, после «легкого завтрака» наглоталась валерьянки, а позже, когда это простое средство не помогло, запила фирменным коктейлем убойный элениум. Элениум позволил сохранить относительное спокойствие и со смирением настроиться на новое неотрывное дежурство. Благо, выходить никуда уже не требовалось, все продукты Щукина приобрела еще вчера, так что уютный уголок  под торшером возле телефонной тумбочки, с чашечкой кофе и книгой  - любовным  романом – в руках, охотно «принял» ее во многочасовые домашние объятия.

         Про себя Щукина решила – не сдаваться, стоять до конца,  как часовой на посту!  В глубине души  оставалась надежда, что именно целодневным сидением и концентрацией мысли она словно «загипнотизирует»  удачу, и топ-менеджер - Михаил Бойцов – просто не сможет не позвонить. А далее – она с облегчением и радостью погрузится в желанные предотъездные хлопоты!

         Сидя у телефона, Элла даже попыталась по въевшейся в мозги «фирменной методике» проанализировать факты, выявить свои возможные ошибки. И лишь успокоительные средства не позволил ей прийти к окончательному горькому выводу – дело вовсе не в ошибках.

         Дело было в том, что  весь этот год работа Щукиной  с клиентами не давала прежних результатов. Уровень продаж продукции фирмы заметно снизился, а набранные Эллой итоговые «очки», или «волюмы», не соответствовали не только прочно занятому  уровню сотрудника-супервайзера, но и не дотянули до уровня начинающего дьстрибьютера Наташи Дуровой.

         Конечно, Эллочка успокаивала себя тем, что виновата не она, а текущая экономическая ситуация, финансовый кризис и неожиданный рост курсов валют, но сомневалась, что и ее давнишний спонсор, и топ-менеджер Бойцов, и даже новенькие сотрудники во вновь открытом  у метро «Южная» офисе – все больше видят в ней неудачницу, чьи энергия, обаяние, умение увлечь и разговорить потенциальную клиентку, да и сама она,  - просто-напросто вышли в тираж, как слава постаревшей актрисы.

         Эллочка свернулась калачиком в кресле у телефона. Элениум оказывал свое действие, наступала полудрема, - и неожиданно тяжелые горькие слезы сами покатились из глаз. Ей вспомнился день регистрации их брака  во Дворце  бракосочетания по улице Грибоедова, немало лет тому…

         Высокий зал с коврами, колоннами и позолоченной лепниной. Рука молодого мужа, бережно держащая под локоток… В зале играла музыка, - не надоедливый марш Мендельсона, а ее любимая музыка из фильма «Берегись автомобиля». За окнами разыгрался дождь, друзья и родственники хором поздравляли молодую пару и уверяли, что дождь в день свадьбы – к большому счастью…

         А какое оно, счастье? Припомнилась ранняя беременность, когда муж так неудачно заразил ее гриппом, и как следствие: тяжелые роды – двадцать два часа перемежающейся дикой  боли, а дальше -  забытье, похожее на смерть…  Сын родился маленький, красный, сморщенный, с большой вытянутой головой. Врачи говорили – головка выправится. Она и правда выправилась, но в роддоме недосмотрели за глазами – глазки сынишки вечно гноились и болели, соседки по палате шушукались, что вовремя ее Олежке не прокапали какие-то дезинфицирующие капли. Ей бы дождаться врачебного обхода, обратиться, потребовать – да куда там робеющей мамочке двадцати лет!

         Так и выписали их с сыном домой, на всенощные мучения. Спасибо, хоть первое время жили  под крылышком у свекрови. Эллочка, которую тогда звали обыкновенно – Аленкой Иванковой – совершенно потеряла голову, задавленная материнскими заботами. Больного внучка, перепутавшего день с ночью, и свекровь со свекром выдержали недолго. Едва представилась возможность – состыковались с родителями Аленки, поскребли по сусекам – и внесли совместно первый взнос за кооператив в Ясеневе. Аж на трешку, правда, крошечную, замахнулись, на улице Паустовского! Олежке еще восьми  месяцев не было, а родня с двух сторон единодушно выперла молодых в Ясенево, на выселки. И потянулось супружеское счастье…

         Молодой муж Володька пропадал где-то целыми днями, денег приносил в обрез, а Аленка жила, как заключенная в тюрьме – ни вправо, ни влево… И сейчас не забылось это ощущение – точно мир, прежде беззаботный, яркий и красочный, сделался серым, осел, как старый мусор, и придавил ее неподъемно.

         Однажды она не выдержала, оставила спящего Олежку на балконе и сбежала  к знакомой парикмахерше, отстричь ненавистные лохматые космы.

         Парикмахер Валя просто ахнула, увидев Аленку. «Ты, - говорит, - похожа не на счастливую молодую жену и мать, а на несчастную старую деву из чулана!»

         Аленка неохотно глянула в зеркало – и слезы сами полились по ее осунувшемуся лицу. Сердобольная Валя сразу увела подругу в подсобку – подальше от любопытных клиенток…

         Уходила Аленка из парикмахерской, - как будто заново на свет родилась, похорошевшая, сразу  вернувшая свой двадцатиоднолетний возраст, - и не только благодаря стильной стрижке и укладке.

         Валя бралась устроить ее на отличную работу – график труда гибкий, доход стабильный, коллектив  - лучше не надо, а главное – сама себе хозяйка! Всего-то и требовалось – общаться с людьми, распространять какие-то божественные биодобавки для красоты и стройности – женщины их с руками отрывают!

         Правда, для выкупа начальной партии требовался стартовый капитал, и немаленький. Но, укладываясь в русло долгожданного везения, и этот вопрос решился почти автоматически: в ближайший выходной робеющую девочку приняли в головном офисе фирмы, где подняли ее самооценку буквально до небес. И вступительное собеседование прошла Елена на отлично, и представленные ею документы о поступлении на заочный «психфак» педагогического университета сочли идеальными для общения с клиентурой; и уж для полного счастья, как будто сам собой нашелся спонсор.

         Немолодой вальяжный Аркадий Анатольевич, при часах «Роллекс» и с золотой печаткой на пальце, по его словам, так пленился наивной стажеркой, что без раздумий подписал с ней соглашение о выкупе в ее пользу товара на астрономическую для  восьмидесятых сумму – десять тысяч долларов!

Далее, покупайте книгу "Время одуванчиков" Литавриной О. и узнаете продолжение и финал этой истории.